Задание Империи - Страница 130

130

Во второй вечер пребывания в своем комфортном заточении, прибираясь в спальне под девичью нежность аккордов "Тангерины", Виктор подумал, что одежду 21 столетия ему возвращать явно не торопятся. За стеной шумела вода — это Лена принимала ванну.

Вешая пиджак на плечиках в гардероб, он обратил внимание, что один из двух шурупов, которым крепилась деревяшка, что удерживала палку, на которую и вешали эти самые плечики, немного недовинчен и чуть выступает. У Виктора заговорило чувство хозяина; он достал складной ножик с отверткой и попытался поправить. Шуруп дальше не лез, зато отвинчивался неожиданно легко. Из любопытства Виктор попробовал второй шуруп; он также легко подался.

Это навело Виктора на мысль отвернуть деревяшку полностью и посмотреть, что же мешает первому шурупу. Перевесив одежду на стул, он так и сделал, а, чтобы не мешала палка, вынул ее из второго гнезда. К удивлению Виктора, с одного конца она оказалась полой, а внутри углубления виднелись туго скрученные листы бумаги. Поддев ножом, он вытащил их наружу.

В руках у него оказалось что-то вроде тетради без обложки; поддавшись искушению, он принялся перелистывать чуть пожелтевшие страницы. Внутри оказались какие-то фамилии, непонятные обрывки фраз с сокращениями слов, адреса и цифры.

— Что это у вас?

Виктор обернулся — сзади стоял Ступин.

— Прошу прощения, дверь была приоткрыта и я не стал стучать. Можно полюбопытствовать? — Ступин кивнул на тетрадку в руках Виктора.

— Это ваша? — спросил Виктор его с детской непосредственностью в голосе. — Я вот тут начал ремонтировать, чтобы шуруп не цеплял, смотрю — а здесь бумажка торчит из палки.

— Тайник?

— А разве это не тайник жандармерии? Я думал, так надо.

— Забыл вам сказать, — ответил Ступин, протягивая руку за тетрадью, — это одна из дач Эрлих-Кричевского. Точнее, была. Мебель не меняли.

Он бегло перелистал тетрадь и остановился на странице с фамилиями.

— Вот он где был! Это называется — понадейся на оперативных сотрудников. Обыск делали, а до такой простой вещи…

— Ну я тоже случайно. Гляжу — шуруп торчит.

— Целый шуруп! Нет, это… Ну сколько говорить, что мелочей у нас не бывает! А еще говорите, что не служили в полиции. Или комсомольский оперотряд проводил обыски?

— Не проводил. В кино было много детективов, где проводят обыски. И по телевизору.

— А это идея. Фильмы и телепостановки, где покажут, как жандармерия защищает простого русского человека от врагов империи. Буду смотреть с интересом…

— Что?

— Я говорю — будут смотреть с интересом.

Он повернулся к двери, отошел к ней на шаг, как бы раздумывая, говорить или нет, и вдруг снова обернулся к Еремину.

— Знаете, Виктор, что вам посчастливилось найти? Списки участников заговора. И вот, к примеру эти эти, — он отчеркнул ногтем на раскрытом листе пару фамилий, — у нас еще не проходили. Нет, вы просто не представляете, какую неоценимую услугу оказали империи.

— И… что теперь с ними будет?

— Со списками?

— С теми, что еще не проходили.

— Дознание будет. Видите ли, Виктор Сергеевич, господин Эрлих-Кричевский, со своим гонором и амбициями изведший многих российских стратегов старшего поколения, завел, как Сусанин, перевооружение армии в такое болото, что никакого другого выхода, кроме мятежа и переворота, у него не оставалось.

— И армия пошла бы против законной… законного императора?

— Виктор Сергеевич, ну вы же не с другой планеты, историю России помните. У одного императора стрелецкий бунт, другого шарфом придушили, потом романтики-декабристы на Сенатской площади, наконец, Корнилов… А теперь все, есть основная улика, что заговор был, и все нити его в наших руках! Пока не ставьте на место, сейчас вызову следственную группу, оформим процессуально изъятие, — и он выскочил за дверь.

Виктор остался растерянно стоять посреди комнаты. С одной стороны получалось, что из-за него, из-за его любопытства теперь кого-то арестуют, может, даже десятки или сотни, если начнут раскручивать и искать сообщников, могут осудить или даже расстреляют или повесят — Королев вроде что-то насчет виселицы говорил? С другой стороны, это и действительно мог был мятеж — а мятеж людей, боящихся возмездия, всегда опасен, ибо трусливые жестоки. Наконец, вся эта история с бумажкой могда быть просто подстроена жандармерией, чтобы повязать его, Виктора, посаженными или казненными благодаря его действиям людьми, и черта с два тут проверишь. Например, кого-то все равно собирались казнить и в списочек занесли. А когда человек чувствует себя виновным в страданиях или гибели других людей, это уже у него слабое место.

"А когда человек чувствует себя виновным в страданиях или гибели других людей, это уже у него слабое место" — повторил про себя Виктор. "А, так вот почему в нашей реальности все время так мусолят Сталина и репрессии. Особенно эмигранты и политики, подлизывающиеся под пиндосов. Они хотят, чтобы у нас было слабое место. Чтобы у России было слабое место…"

Закончить мысль ему не позволила открывшаяся дверь; в нее легким шагом вплыла Лена, в мягком желтом халате, полосатом, как тигр, с махровым полотенцем на голове в виде чалмы и в мягких домашних туфлях на босу ногу.

— С легким паром! — поприветствовал ее он машинально.

— Спасибо! Кстати, ты делаешь успехи, как агент?

— Не люблю, когда успех сваливается неожиданно.

— Брось. В нашей работе многое сваливается неожиданно, и хорошо, если это успех.

130