— Извиняюсь, табачком не богаты? — спросил Виктора шедший навстречу молодой щеголеватый подпоручик с артиллерийскими знаками отличия.
— Увы! — развел руками Виктор. — Я вообще не курю.
— Я вот тоже собираюсь бросить. Церковь учит, что это вредно и не угодно господу. Вы, верно, тоже так считаете?
— Ну, если церковь учит, какие могут быть возражения?
— Понятно… Извините. Мое почтение!
"А у меня, похоже, здесь развивается паранойя", подумал Виктор. "Стоит остаться наедине с мыслями, и в голову лезет всякая чепуха. Например, почему меня не выспрашивают о численности ВС РФ, количестве и расположении ядерных ракет. Конечно, с практической точки зрения здесь это спрашивать глупо, но ведь это должен быть у них вроде как естественный интерес? Или о тактике боя, стратегии… ну, хотя бы о крупных сражениях за последние полвека. Ступин сразу намекнул, что видит во мне человека сугубо гражданского, но, тем не менее, подкинул танк проектировать. А хорошей конструкции танка только знанием шестерен не сделаешь. Его в бою видеть надо, опережающим отражением, так сказать. Штабс-капитан знает, что у нас было много фильмов про войну? Мемуаров, военно-исторических форумов? Но откуда? Тут ничего подобного нет. В СССР перед войной куча фильмов, как будем супротивника громить, здесь — тишь да гладь. Ну да, здесь же войну неизбежной не считают. Гитлер у нас союзник. Может, Ступин полагает, что с нашим опытом войн наше поколение стопудово готовили к очередной? А откуда он знает про весь наш опыт войн? Да и история наша ему как-то до фонаря. Или все еще впереди? Я просто комплексую. Я просто комплексую, потому что сейчас тридцать восьмой, и я думаю, что война обязательно будет в сорок первом. Интересно, где ее встретит тот подпоручик? На границе? Погибнет в первые дни? Сколько вокруг меня вообще ходит народу, что безвременно погибнут через три-пять лет? Может, это подпоручик, может, те девчонки, что крутят скакалку во дворе не нашего дома, может, это Таня или Веселина. Может, это Зина, которая учит в школе про пестики-тычинки и мечтает стать врачом на полярной станции. Может, это Ковальчук, который сейчас в уральском поселке в чижа играет, и смотрит, как геодезисты забивают колышки для будущего завода. Они же все, все здесь, и из второй реальности, и из первой, и мои будущие родители, и их тоже могут убить, и тогда меня в этой реальности никогда уже не будет. Ни-ко-гда."
Перед Виктором стояла колонка. Старая добрая чугунная колонка с изогнутой ручкой. Он подошел и нажал ее привычным движением — в недрах земли что-то заклокотало, и из изогнутого хобота, брызгаясь, вырвалась тугая холодная струя. Виктор подставил ладонь и смочил себе лоб.
"Стоп. Надо прийти в себя. Отвлечься. Занять себя чем-нибудь. Сходить за продуктами к общему столу, например, Катерина на всех готовит, надо и ей что-то приносить. Да, и насчет сугубо штатского тоже вопрос. Могу, например, им присоветовать для солдат разгрузку сделать — простая вещь, а додумались поздновато. Или, вот, сапоги. Судя по дворнику, до кирзы еще не додумались? А армия в чем ходит, пехота? Ботинки с обмотками? Непрактично. Надо кинуть идею. А к зимнему обмундированию — финские шапки и теплые хабе…"
По пути он еще вспомнил, что надо купить зонтик.
7. Страсть от имени и по поручению.
— Сейчас каникулы, и большинство поразъехалось, — суетилась Веселина, — остались только те, кто подрабатывает в городе. В городе проще с заработком, а в семестр можно найти только такую, которая неполный день, да и в основном работников нанимают на дневную, а днем занятия.
Клубный зал рядом с холлом серого прямоугольника первой и пока единственной общаги института был, впрочем, полон, кое-кому даже пришлось тащить табуретки. Сам зал напомнил Виктору аудиторию большой грифельной доской на стене; впрочем, остальная обстановка была отнюдь не аудиторная, по одну сторону от доски в углу стояли иконы с рушниками и лампадкой, а в углу по другую сторону — большая телефункеновская радиола. Сверху, над доской, красовался лозунг на голубой материи с золотыми старославянскими буквами, в виде трехстиший в две колонки:
Господь всегда живой,
Господь всегда с тобой,
В горе, надежде и в радости.
Господь в твоей мечте,
В каждом счастливом сне,
Господь в тебе и во мне.
"Где-то я это уже слышал", подумал Виктор, и спросил Веселину, обязательно ли креститься на иконы в красном углу.
— Не будем формалистами, — уверенно ответила она, — Христос учил молиться всевышнему в сердце своем.
— Точно. А еще он храмы от торгашей зачищал и раздавал гуманитарную помощь.
Веселина захихикала и ухватила Виктора за рукав.
— С вами не соскучишься! А как объявить тему вашей лекции? Ну, выступление же ваше сначала будет, потом вопросы пойдут. Все обычно так делают. Какая у вас тема будет?
— Э-ээ… Назовем так: "Цифровые технологии в современном… современном нашим потомкам мире".
— Здорово! Будем глядеть на мир глазами будущего! Я пошла объявлять. Вы волнуетесь?
— Нет.
— А я всегда волнуюсь. Пожмите мне руку на счастье. Вот так. Ну я пошла.
Веселина вышла на середину перед доской и замахала рукой.
— Тише, господа и дамы! Ну, не шумите!
"Как-то немного искусственно тут звучит — "господа и дамы". "Товарищи" куда как ближе. Или "ребята". Наверное."
— Сегодня у нас радостное событие, — продолжала Веселина несколько кокетливым тоном, каким обычно выражались актрисы в довоенных звуковых фильмах, — сегодня к нам на встречу пришел известный писатель Еремин! Он здесь, в зале! Прошу вас!